5.КАПИТАН
На следующее утро, после ритуала со стеклянным человеком, нас разбудили и накормили завтраком внизу, в игровой комнате с настольными играми типа "Стрелялки и лестницы" и "Отелло". Нам, троим детям, было так плохо, что мы не обращали внимания ни на игры, ни на попытки хоть как-то развлечься. Ричард спустился по лестнице, принял душ и оделся. Казалось, что он ходит по воздуху, настолько он был счастлив. Они с женщиной обсуждали между собой, куда мы, трое малышей, пойдем в следующий раз.
- Ну и куда они будут отправлены? - спросила женщина.
- Я хочу знать.
Затем заговорила маленькая светловолосая девочка.
- А куда я отправляюсь?
- Ты отправишься в важное место, - повернулся к ней Ричард.
- Ты очень ценна.
Тут мальчик поднял глаза на Ричарда.
- А как насчет меня? - поинтересовался он. - Куда я направляюсь дальше?
- Не волнуйтесь, - заверил Ричард. - Мы позаботимся о том, чтобы каждый отправился туда, где лучше всего проявляются его способности, чтобы все работало вместе, как идеальная симфони.
Я тоже хотел знать, куда я отправляюсь, но я был слишком напуган, чтобы спрашивать после того, что я уже видел и был опытный. Так что, вместо этого, я просто уставился на игру. Мы были настолько разбиты душевно, что ничто, казалось, из этого не имело значение.
На следующее утро понедельника меня одели и В следующий понедельник утром меня одели и погрузили в машину. Площадь этого участка составляла сотни акров. Люди, которых я никогда не видел, привезли меня на травянистый аэродром, где нас ждал двухмоторный винтовой самолет. В недоумении от ситуации, в которой я оказался, меня провели на борт и пристегнули к красивому белому кожаному сиденью - гораздо более широкому, чем обычное кресло в самолете. Пилот сел в кресло, повозился со своими приборами, и не успел я опомниться, как мы взлетели. Мы летели, наверное, часов шесть или около того, и в конце концов приземлились в обычном оживленном аэропорту в пустыне, только мы приземлились на частной стороне аэропорта. С другого конца аэропорта было видно, как прилетают и улетают большие коммерческие самолеты. Там, где мы приземлились, были только маленькие частные самолеты, как наш.
На борту была одна стюардесса и несколько мужчин в строгих костюмах, у одного из них был пистолет. Я очень устал. Хотелось только спать. Стюардесса дала мне воды и книжки-раскраски.
- Иди спать, - она посмотрела на меня сверху вниз.
Когда остальные люди выходили из самолета, человек с пистолетом сказал уходящим, что он будет спать на борту самолета вместе со мной на взлетно-посадочной полосе. Мы остались в самолете на ночь. Там было одно кресло, которое раскладывалось как диван, и он занял его. Мне было неудобно ночевать в кресле меньшего размера.
Рано утром на борт самолета поднялся экипаж. Что-то происходило с экипажем, и капитан самолета был в ярости. Я смотрел, как он бродит по летному полю, возвращается в аэропорт, пока, наконец, не вернулся на борт, заняв место рядом со мной.
- Как ты? - он спросил меня.
- Я в порядке, - ответил я, глядя на него снизу вверх.
- Тебе что-нибудь нужно?
- Мне сказали вести себя тихо и ни о чем не спрашивать.
Капитан твердо посмотрел на меня:
- Ты знаешь, где ты находишься?
Я покачал головой. Затем капитан сказал то, что с тех пор не выходит у меня из головы:
- Послушай меня, - начал он, поворачиваясь ко мне лицом, - не имеет значения, кто ты в жизни или что тебе говорят люди— несмотря ни на что, ты имеешь право, как живой человек знать, где ты находишься, и иметь возможность задавать вопросы.
Что-то задело меня за живое в том, как капитан сказал это мне. Это было намного глубже, чем обычный разговор, и я понял это только по его взгляду.
- Ты суверенное человеческое существо, - торжественно продолжил он, - и это твое право знать, где ты находишься на своем жизненном пути.
- Ну, и где я? – спросил я его.
Капитан широко улыбнулся мне.
- Ты находишься в Далласе, штат Техас, а мы направляемся в одно место в Перу, в Южную Америку.
Затем капитан встал и прошел в переднюю часть самолета. Мне разрешили сесть в то красивое, большое, откидное кресло, где всю ночь находился человек с пистолетом. Я проспал большую часть полета.
Я проснулся, когда мы сделали остановку. Мне сказали, что мы в Колумбии, где пробыли несколько часов. Вскоре, после того как мы снова взлетели, мы начали пролетать над джунглями и огромными реками. Капитан начал снижение самолета, и мы приземлились на небольшой травянистой взлетно-посадочной полосе посреди густой, дикой природы Джунглей.
Выйдя из самолета, я узнал, где мы приземлились. Мы находились в Пуэрто-Тауантинсуйо, Перу.
Там нас ждали десятки людей. Загорелые, мезоамериканской внешности, большинство из них были вооружены автоматами или другим огнестрельным оружием. Вокруг них стояло несколько больших грузовиков, похожих на военные грузовики из телесериала "Мэш".
Меня проводили к молодому человеку, который, судя по всему, был местным жителем. На вид ему было около двадцати лет, темные глаза, смуглая кожа, вьющиеся черные волосы средней длины.
- Привет, - буркнул он, глядя на меня сверху вниз.
Он совсем не был рад меня видеть.
Мы загрузились в один из больших военных грузовиков и проехали около мили по грязной дороге в город. Он не был похож на обычный город, который я привык видеть. Он был похож на город третьего мира: грунтовые дороги, открытые здания без окон и дверей. Я начал беспокоиться, потому что не знал, чего ожидать. Мы наткнулись на что-то, преграждающее дорогу, и вынуждены были остановиться. Через некоторое время мы снова двинулись в путь, и, проезжая мимо, я увидел, почему мы остановились на мгновение. На обочине дороги стояла пожилая женщина, истерически плачущая, рядом с ней плакали дети. Перед ней стояло около шести мужчин с оружием. Я не понимал, что происходит, но именно в этот момент у меня возникло внезапное осознание того, насколько резко изменилась моя ситуация. Я понял, что в ближайшее время у меня не будет возможности высоко летать на белых кожаных сиденьях.
Мы подъехали к небольшому складу или какому-то хранилищу - там были свалены почта, коробки и всякая всячина. Меня схватили сзади.
- Давай, ты пойдешь со мной, - сказал молодой нетерпеливый парень, таща меня за собой в кабинет.
Внутри сидел пожилой мужчина, погруженный в кипы бумаг на столе. Там был полный беспорядок. Я сел, и они вдвоем долго разговаривали друг с другом по-испански. В конце концов, они оба повернулись ко мне.
- Как тебя зовут? - обратился ко мне молодой парень.
Я непонимающе уставился на него. Я понятия не имел, как меня зовут.
- Не волнуйся, мы найдем для тебя имя. Меня зовут Мануэль. Я единственный, кто говорит по-английски, так что я буду с тобой. Ты помнишь ту старую леди, которую ты видел на обочине дороги?
- Да, - ответил я.
- Сын этой женщины был пойман на воровстве. Он был там, где не должен был быть, поэтому мы скормили его пираньям, - сказал Мануэль.
- И если ты будешь капризничать и не будешь делать то, что тебе говорят, мы и тебя скормим пираньям, ты понимаешь?
Я почувствовал, как страх распространяется по мне, как сыпь.
Мануэль распаковал чемодан, который мне прислали из Монтаны. Я думал, что там будет куча одежды для меня, но ее там не было. Вместо этого в чемодане лежали одни брюки и рубашка, а все остальное место занимала куча пакетов с капельницами. Там же лежала книга.
- Я должен прочитать всю эту книгу из-за тебя, - выплюнул Мануэль.
Он был недоволен этим. Вообще, у него с первого взгляда на меня появился какой-то осадок.
Первые несколько ночей мне было не комфортно. Я спал на полу в спальном мешке в каком-то ветхом помещении. Мануэлю пришлось остаться со мной, и он постарался, чтобы я знал, как неуютно он себя чувствовал.
- Я ненавижу это, - бормотал он мне в отчаянии. - Я застрял с тобой только потому, что говорю по-английски - какое проклятие! А если ты попытаешься убежать и переплыть воду, тебя схватят пираньи. А если ты попытаешься убежать в джунгли, то все тебя достанут!
Это было абсурдно, потому что у меня не было намерения убегать, я был напуган до смерти. Латинские земли были такими чужими, как будто я был в другом мире. Люди были чужими. Никто не говорил по-английски, кроме Мануэля. Я не собирался уходить от него.
Несколько дней спустя Мануэль пришел в мою комнату и отвел меня в кабинет. Там снова сидел старик, среди всех этих кип бумаги. Между ними двумя завязался разговор на испанском. Потом они обратились ко мне.
- Его зовут Рикардо. Он босс, - сказал Мануэль. - Он хочет знать, что они сделали с тобой, что дало тебе возможность обладать этими способностями.
- Я не понимаю, что ты имеешь в виду, - я непонимающе посмотрела на него.
- Они тебя обучали? - Мануэль продолжал настаивать. - Эта вещь вызывается только наркотиками? Что они с тобой делали?
- Ну, они провели нас через занятия, а затем отвезли на базу или на Луну, где мне сделали операцию, - ответил я.
Мануэль был ошарашен. Он повернулся к Рикардо и объяснил ему по-испански. Рикардо разразился смехом и, казалось, был в восторге. Он поднял руки над головой и захихикал по-испански.
- Что он говорит? -спросил я, недоумевая.
- Он говорит: "Эти гринго сделали это! После того как гринго отправились на Луну, они не просто так вернулись обратно".
Они вдвоем продолжали задавать мне вопросы, пока разговор не иссяк, и по иронии судьбы, именно так они придумали мне прозвище loco chica con Lunas, - что означает «сумасшедший мальчик с луны».
Через несколько дней меня отвели в сарай, расположенный между несколькими домами, которые тесно прижались друг к другу на травяном поле вдоль кромки джунглей. Это было похоже на деревню с грунтовыми дорогами, все было старым и плохо построенным. Большинство зданий были выкрашены в яркие цвета, и я подумал, не значит ли это что-нибудь, но это было не так. В сарае стоял диван и черно-белый телевизор. В ванной комнате не было воды, а на месте унитаза в полу зияла дыра, в которую было вставлено ведро.
- Оставайся здесь и никуда не двигайся, - сказал Мануэль.
Далее он попытался внушить мне мысль о том, что у меня там все устроено.
- Смотри, у тебя есть телевизор, который ты можешь смотреть до тех пор, пока ночью не отключат электричество. Никто не слышит, и ты можешь включать его громко, сколько захочешь. У тебя есть хороший диван, больше не надо спать на полу. Я знаю, что ты избалованный гринго, но это больше, чем ты заслуживаешь. Тебе повезло, так что не делай глупостей и не попади на обед к пираньям, - смеялся он.
Он снова и снова подчеркивал, что я не должен выходить за дверь, что если я это сделаю, то за мной наблюдают и меня накажут.
И так продолжалось довольно долго. Несколько дней все было довольно спокойно, Мануэль изредка приносил мне еду. Но однажды произошло нечто иное. Мануэль повел меня на взлетную полосу, где я увидел самолет, стоящий на взлетной полосе. Он подвел меня к самолету и обратился ко мне.
- Это наш самолет.
Он улыбнулся. Впервые за все время нашего знакомства он выглядел счастливым. Я не уверен, что это было связано с тем, что я поднимался на борт, чтобы сделать "свое дело", или с тем, что это был C-46 Commando. Он все время говорил о том, что хочет назвать свою пушку "Коммандо" или изменить на нее свое имя.
Похоже, он был влюблен в слово "коммандос", и это проецировалось на самолет. Казалось, он любил самолет не только за его название, но и за его ценность. Он был похож на ребенка с игрушкой, когда смотрел на самолет.
Пилот и его люди работали над самолетом несколько дней. Однажды утром, вскоре после нашего первого посещения "Коммандо", нас с Мануэлем забрали на грузовике. Мы вернулись на взлетно-посадочную полосу и увидели, что самолет уже загружен. Вокруг стояло несколько человек, готовых к погрузке.
- Надеюсь, эта штука сработает! - Мануэль пошутил с пилотом.
Я понятия не имел, о чем они говорили. Мы все поднялись на борт, и после того, как самолет взлетел, я смог осмотреть окрестности. Он был загружен упакованными блоками.
Мануэль открыл большую книгу, которую доставили в моем чемодане.
- Я не спал всю ночь, читая эту штуку, - проворчал он, открывая мой чемодан и устанавливая капельницу и стойку.
- Я замерзаю, - пробормотал я сквозь зубы.
- Вот, ложись, - сказал Мануэль, укрывая меня одеялом.
Он достал иглу для капельницы и попытался нащупать вену на моей руке. Она все время пропадала из-за турбулентности в воздухе.
- Все в порядке, я в порядке, - заверил я его.
Он был расстроен и кричал на меня, чтобы я не двигался. Ему потребовалось время на раздумье, и он попробовал еще раз.
- Hy вот, - он выглядел довольным, - думаю, у меня получилось!
Он отрегулировал капельницу и подвесил пакет с физраствором, затем добавил в раствор что-то еще.
- Лучше бы это сработало, - он посмотрел на меня, - или мы скормим тебя пираньям.
Очень скоро после этого я потерял сознание. Когда я проснулся позже, я был дезориентирован.
- Где мы? - спросил я, глядя на Мануэля. Он не ответил мне.
- Hy, я сделал свое дело? Я сделал то, что вам было нужно?
- Я не знаю, - вздохнул Мануэль. - Ты знаешь, я... я действительно не знаю. Я даже немного боюсь за тебя! - Его ответ пробрал меня до костей.
Самолет приземлился, и несколько дней я сидел в тревоге. Я ни от кого ничего не слышал, HO, люди вокруг этого места начали узнавать обо мне.
Когда однажды Мануэль принес мне еду, я спросил:
- Со мной все будет в порядке? Потому что я не сделал того, что ты хотел? Ты собираешься скормить меня пираньям?
- Кто знает – все возможно. - Ответ Мануэля был коротким.
Несмотря на растущее чувство тревоги, я был счастлив остаться в старом сарае. Я был доволен тем, что не делал абсолютно ничего. На черно-белом телевизоре было три или четыре канала: футбол, новости, и мне даже удалось посмотреть, как Кролик Багз говорит по-испански.
Прошло, вероятно, несколько недель, меня отвезли обратно на взлетно-посадочную полосу и снова посадили на C-46 Commando.
Мануэль ввел мне эту капельницу, на этот раз перед взлетом.
- Что? - Я смотрел на него в замешательстве, пока он перемещал меня по борту.
- Мы снова летим? Я думал, что раньше это не сработало? - спросил я, устраиваясь на койке.
- Мы связались с твоим хозяином, - ответил Мануэль. - Oн сказал, что были помехи от электрических приборов самолета, и нам дали покрывало из чистого серебра. - Он выглядел впечатленным. - Твои хозяева, должно быть, очень богатые! Это твое серебряное одеяло.
Затем он завернул меня в серебряное сетчатое одеяло, плотно укутав.
- Если ты не сработаешь в этот раз, - он посмотрел на меня сверху вниз, - тогда мы, вероятно, отправим тебя обратно в США .
Мне нравилось наблюдать за взлетом этого самолета С-46, когда мы поднимались высоко над бескрайними первобытными джунглями внизу. Примерно через полчаса Мануэль ввел мне раствор наркотика в капельницу, и я потерял сознание.
На этот раз, когда я пришел в себя, все изменилось. Казалось, что Мануэль стал совершенно другим человеком. Он как-то странно посмотрел на меня.
- Hy? Получилось? - С тревогой спросил я. - Что случилось?
- Brujo (колдун)! Ты brujo! - Мануэль взволнованно ответил. - Я не могу ждать, чтобы вернуться и рассказать BCEM, что случилось.
Мануэль был совершенно потрясен тем, что произошло на борту C-46 Commando. Позже я узнал, что его покойная бабушка пришла через меня и заговорила с ним на испанском, говоря о вещах, которые мог знать только он. Были и другие люди, которые тоже пришли через меня. И теперь, вместо того чтобы целыми днями торчать в старом сарае в одиночестве, он демонстрировал меня всем жителям поселка. Однажды он привел меня в кафетерий, и я помню, что все взгляды были прикованы ко мне. Никого ко мне не подпускали, но все взгляды были прикованы к мне.
В следующий раз, когда мы поднялись наверх, у Мануэля был длинный список вопросов в записной книжке, которые он хотел задать, когда я был под «кайфом”. Вопросы не только от него, но и от других людей в деревне, которые хотели получить ответы, в частности, от старого босса Рикардо. Я узнал, что так звали человека из кабинета со всеми бумагами. Он был поразительно похож на Пабло Эскобара, но это был не он.
- Taк, куда же мы на самом деле летим? - Я задумался.
На этот раз Мануэль рассказал обо всем.
- Ну, прямо сейчас мы пролетаем над штатом Акко, - сказал он, - а затем продолжим полет в Колумбию.
Мы не уверены, где упал наш последний самолет. Вероятно, в горах Колумбии из-за сильного шторма. И вот почему ты нам нужен - проследить, есть ли там буря или полиция.
- Колумбия - хорошее место? - Мануэль бросил на меня презрительный взгляд.
- ПФФФФ, нет! Я ненавижу Колумбию, и я ненавижу колумбийцев! Их футбольная команда жульничала на чемпионате много лет назад! Всегда думают, что они лучше всех остальных! Если бы ты знал, что я знаю о колумбийцах, ты бы их тоже возненавидел!
Сказать, что он был абсолютно расистски настроен по отношению к колумбийцам, было бы большим преуменьшением. После второго полета Мануэль отвез меня из моего сарая на большую площадь в пару акров, расположенную в центре города. Там было припарковано несколько бульдозеров. Они разгребали территорию, и она представляла собой большой квадрат разровненной грязи.
- Это то, за что были заплачены деньги с твоего второго полета, - сказал Мануэль. - Мы строим себе городскую площадь. Мы всегда мечтали об этом.
Пока Мануэль говорил, я отвлекся на кучу детей, играющих в футбол и с удовольствием пинающих мяч на этой площади. Было грязно, но их это не волновало, и они выглядели очень веселыми.
- Ты был бы там лучшим, - пошутил Мануэль. - Ты бы со своей капельниец знал бы всегда, куда должен полететь мяч, и забивал бы каждый раз.
Я хотел поиграть с ними.
- Могу я поиграть с этими детьми?
- Нет, - Мануэль быстро покачал головой. - Ты не можешь играть. Ты никогда не сможешь играть со здешними детьми.
Его слова пробудили что-то внутри меня, что вывело меня из себя. Я плакал, и плакал, и плакал.
Иметь друзей в детстве — это большое дело, и в этот момент я понял, что у меня никогда не будет друзей моего возраста, пока я живу в Пуэрто-Тахуантинсуйо. Мануэль был расстроен моей вспышкой и оттащил меня обратно в мой сарай.
Эти полеты продолжались месяцами. Фактически, это были ежемесячные полеты, и Мануэль всегда с нетерпением ждал, когда я окажусь под наркотиком. Ему не терпелось пообщаться со всеми проходящими через него личностями, и с некоторыми из них он даже подружился. Но все, что я помню, - это то, что после пробуждения мне становилось плохо. Обычно это продолжалось около получаса, а затем постепенно проходило по мере снижения самолета.
Он рассказал мне, что спрашивал о девушке в деревне, и я сказал ему, что она забеременеет. Вскоре она забеременела. Он также рассказывал мне, когда в этот день у меня был ченнелинг с уродами, или когда ему понравились люди, с которыми он смог поговорить через меня. Я ничего из этого не помню.
Через несколько месяцев по указанию Рикардо они попытались растянуть дозу того, что они мне давали, до половины. Это было сделано для того, чтобы максимизировать опыт, который эти люди могли получить со мной, и устроить себе что-то вроде "личного сеанса" со мной. Мои хозяева давали им только определенное количество препаратов на один полет. Но после того как я попробовал эту новую технику, я начал видеть осознанные сновидения после пробуждения и обнаружил, что все еще могу давать Мануэлю "ясновидческие подсказки" о том, где мы находимся или куда направляемся.
- Знаю, что мы приземлимся в Санта-Марте, - выпалил я. Или однажды, когда мы летели в грозу и заблудились. - Впереди какие-то горы – высотой в 8000 метров!
Мануэль рассказал мне, когда я проснулся, о том, что я сказал, и что пилот летел вслепую в грозу, и какой-то прибол не работал, и ему нужно было услышать про 8000 метров. Он сказал, что это, вероятно, спасло нас.
Похоже, все стали спокойно относиться к моему присутствию в Пуэрто-Тауантинсуйо, и я никогда не думал, что это возможно, но Мануэль начал становиться моим другом. Он смягчился со мной, и его обида ‚ казалось, исчезла. Он водил меня на пруды и учил ловить рыбу‚ но мы никогда не ходили на реки.
- Нет, мы не ходим к рекам, - говорил он. - Они опасны. Аллигаторы, пираньи, да мало ли что. И люди, которые живут на восточном берегу реки, не хотят иметь с тобой ничего общего. Вас могут убить, если ты туда пойдешь, или еще хуже. Так что никогда туда не ходи.
Я понял.
Но однажды Мануэль действительно повел меня вдоль восточного берега реки, где рассказал мне о ее истории.
- "Тахуантинсуйо" означает "там, где встречаются две реки", а в здешних реках живут духи. Когда я был ребенком, вдоль этой реки, примерно в двадцати милях вверх по течению, находился старый золотой прииск, который начали разрабатывать в семидесятых годах прошлого века, - сказал он. - Обе реки были красивыми и чистыми. Здесь была лучшая рыбалка во всей округе. Все приезжали порыбачить в Тихуантинсуйо, - с нежностью вспоминал он. - Но после того как начали добывать золото, одна река загрязнилась. Загрязнилась и разрушилась. Она умерла. И вот у нас была одна красивая проточная река, а потом появилась грязная мертвая река. Это была катастрофа. Наши люди плакали бесконечно. Это было ужасно.
Когда сезон дождей заканчивался, все птицы собирались стаей вокруг деревни, и мы с Мануэлем проводили время, рассказывая о птицах. Там было много красивых птиц. Был желтый попугай, который часто вылетал из моего сарая. Когда я рассказала Мануэлю о птицах, которых видел у своего сарая, он согласился, что они прекрасны. Но он научил меня, что самая впечатляющая и красивая птица на сегодняшний день это был Алый Крылатый Попугай Apa.
- Мы любим эту птицу, - говорил Мануэль.
- Все в Южной Америке обожают эту птицу. Она самая красивая. Следи за ней.
Через несколько месяцев Мануэль стал брать меня с собой в дом своей матери, который находился в восточной части города. У нее был уютный, красочный дом, с ярко-красными стенами и тиловыми шкафами. Я нашла его очень привлекательным. Она была интересной женщиной, мать Мануэля. У нее были длинные темные волосы, не было передних зубов, а вся ее одежда была покрыта яркими разноцветными заплатками - настолько, что заплатки покрывали всю одежду. Это был ее заработок, помимо всего прочего. Она латала одежду для людей, поэтому ее одежда была еще и рекламой. Люди могли указать на нашивку, которая была на ней, и она забирала их одежду домой и заклеивала ее. Буквально ее прозвище было "Парчес", что в переводе с испанского означает "заплатки".
Она была приятной женщиной, светлой души, как я бы сказала, как бабушка для меня, и я узнала, что именно она присылала мне еду все время, пока я была в Пуэрто-Тауантинсуйо. Она всегда заботилась обо мне, принося мне такие вещи, как книжки-раскраски и мелки.
Когда они заканчивались, она давала мне бумагу и еще мелки. Я смотрел, как она смотрит на меня, а потом она что-то говорила Мануэлю по-испански.
- Что она говорит? - спросил я.
- Она говорит, что у тебя самые красивые зеленые глаза. Она говорит, что здесь очень редко у кого-нибудь бывают зеленые глаза.
В другой раз Мануэль попал в беду. У него всегда были неприятности с другими молодыми парнями по всей деревне, в основном из-за девушек.
- Я посылаю цветы их девушке. Что-то в этом роде, - говорил Мануэль.
- Им это не нравится. Но они не могут меня трогать, я их побью!
Ho, однажды, когда мы загружались в грузовик, готовые отправиться в очередной рейс, когда один молодой парень—меньше Мануэля, бесстрашно подошел прямо к нему и разорвал его в клочья своими словами, и впервые Мануэля, всегда отличавшегося брутальностью мачо, охватил страх, которого я никогда раньше не видел. Позже, во время полета на самолете, я спросил Мануэля, что произошло.
- Что происходит? Почему ты просто не избил того парня? - спросил я с любопытством.
- Я нe могу, потому что этот ребенок благословен. У него благословенная жизнь.
Я был сбит с толку.
- Ну, и что это значит?
- Ему всегда везет, - ответил Мануэль. - Во всем, что он делает, ему сопутствует удача. Он благословен.
- Ну, значит ли это, что у некоторых людей проклятая жизнь?
- О да, - быстро ответил он. - Конечно. Мы верим, что у людей либо благословенная, либо проклятая жизнь, и люди могут коле...ся между ними двумя .
- Что ж, тогда моя жизнь определенно проклята, - сказал я. - Как ты думаешь, однажды у меня может быть благословенная жизнь?
- Я не знаю, это зависит от тебя! - Мануэль пожал плечами.
- Ну я никогда не видел краснокрылого ара, так что, должно быть, у меня проклятая жизнь.
- Ты увидишь его, - заверил Мануэль. - И, если это так, у тебя будет благословенная жизнь. Просто смотрите в оба.
Ближе к концу моего пребывания в Перу у меня начались проблемы, когда Мануэль пытался усыпить меня в полетах. Вместо того чтобы поделиться с ним пророческими прозрениями, к которым он теперь привык, я начал нести тарабарщину все больше и больше, поскольку они пытались растянуть дозировку моего наркотика, чтобы иметь возможность использовать ее для своих личных сеансов со мной. Я не только говорил тарабарщину, но и начал просыпаться в середине сеанса.
Однажды я проснулся, когда они разгружали груз в Санта-Марте, Колумбия. Я помню, что сказал:
- Полиция, нам нужно убираться отсюда, нам нужно уходить сейчас.
Я сказал им не разгружаться, но они все равно это сделали, а потом мы в панике улетели.
Я помню, что был в том аэропорту несколько раз. Это всегда было напряженно. Мы перевозили две тонны кокаина и летели незарегистрированным рейсом. Покидая Санта-Марту. я почувствовал облегчение: мы были в безопасности, когда мы покинули этот аэропорт.
Мануэль не знал всех подробностей, но из того, что я узнал в последующие месяцы, следовало, что в джунглях возникли какие-то проблемы с производством, и цепочка поставок на некоторое время прервалась. Для нас это означало, что у Мануэля была лишняя доза препарата, который использовался для того, чтобы ввести меня в состояние наркотического опьянения, потому что мы не могли совершать рейсы.
- Судя по всему, в Чан-Чане нашли какие-то древние руины, - сказал Мануэль однажды, когда смотрел новости, сидя в офисе со мной и Рикардо.
Это было примерно в 1984 году, и по какой-то причине эта тема попала в заголовки газет.
- Они не знают, кто их построил. Мы могли бы отвезти brujo туда и посмотреть, кто их построил. У меня есть двоюродный брат недалеко от города.
Рикардо согласился и отпустил нас. Мы прилетели на самолете в Чан-Чан, и на закате нас забрал микроавтобус, полный парней - опасного вида, и мне было не по себе ни от них, ни от этой ситуации.
Было жарко, и мы ехали, казалось, несколько часов по дороге, залитой огнями в глуши, пока не добрались до квартиры. Она была грязной и обветшалой. Мне выделили диван.
Повсюду раздавали много кокаина, и меня даже угостили пивом. На следующее утро я проснулся, чувствуя тошноту, но мы сели в фургон и минут пятнадцать ехали к руинам Чан-Чан. Они были огорожены и закрыты на тот день. Все были так разочарованы. Мануэль все равно поставил мне капельницу и надеялся получить какую-нибудь информацию о руинах. Но к его разочарованию, больше никакой информации не было.
Этот момент был для меня особенным, потому что впервые за все время пребывания в Перу все происходило по строгому протоколу. У меня всегда был куратор, у меня всегда был регламентированный график. Эти несколько дней случайностей были беспрецедентными, и это пугало меня до смерти.
С этой поездки все шло от плохого к худшему. Мануэль пытался растянуть дозировку лекарств, выдаваемых на каждый запланированный рейс. Мне становилось все хуже и хуже. Началось с того, что я болел несколько дней, потом неделю, а к моменту окончания очередного рейса я болел почти весь месяц до следующего запланированного рейса. Это создавало не одну головную боль для тех, кто за меня отвечал. Мать Мануэля узнала об этом и рассердилась, что они виноваты в моей болезни. Она думала, что они убьют меня, если будут продолжать в том же духе.
Боссу Рикардо не понравилось такое вмешательство с ее стороны, и ее стали держать подальше от меня. Я больше не мог ее видеть. Но время от времени она пробиралась ко мне, чтобы навестить меня и передать мне еду, например, булочки, но в основном только для того, чтобы проверить, как я себя чувствую.
Но болезнь продолжалась. Дошло до того, что Рикардо и Мануэль решили, что я умру, и позвонили моему хозяину в США, и мой контракт был расторгнут.
За пару недель до моего отъезда на Пуэрто-Тауантинсуйо обрушился сильнейший муссонный дождь, который не прекращался несколько недель. Невозможно было носить обувь, так как ноги глубоко погружались в грязь. После дождя я оказался на центральной площади Пуэрто-Тауантинсуйо, и именно здесь я увидел своего первого краснокрылого попугая ара.
Сильный дождь повлиял на их стандартную схему миграции, и именно поэтому я случайно столкнулся с одной из этих красивых, больших птиц.
«У меня будет благословленная жизнь», - сказал я себе.
Я чувствовал, что у меня будет счастливая жизнь.
Перед моим отъездом Рикардо позволил мне еще раз навестить мать Мануэля "Патчес", чтобы окончательно попрощаться.
Патчес плакала и крепко обняла меня. Я посмотрела на нее.
- Как меня зовут на самом деле? - спросил я ee.
Она улыбнулась и хлопнула в ладоши:
- los locos pequefios de а luna, - воскликнула она, - La familia!
Я был шокирован. Она сказала, что я для нее член семьи? Я посмотрел на Мануэля, который деловито поил меня каким-то пойлом.
- Мы семья? -быстро я спросил: - Я для тебя семья?
- Heт, - ответил Мануэль. - Друг.
Что ж, я знал, что это такое. Мы были друзьями, для меня этого было более чем достаточно. Для меня было очень важно услышать от него нечто подобное. Я помню, как сильно это на меня повлияло. Он никогда раньше не говорил ничего подобного. Это был первый и единственный раз, когда он сказал, что мы друзья, а я много раз спрашивал его об этом в прошлом.
Меня отвезли к большому грузовику на центральной площади, где я увидел, что все деревенские жители города собрались в ряд, чтобы проводить меня. Я не мог в это поверить, я думал, меня ненавидят. Когда грузовик отъехал, все закричали "adios!" Дети взволнованно закричали и побежали за грузовиком. По всей дороге вдоль проезжей части стояли люди - семьи и небольшие группы людей, которые махали руками и выражали свои добрые пожелания. Я был потрясен и глубоко тронут.
- Ты знаешь, они HE XOTЯT, чтобы ты уезжал, - сказал Мануэль, сидя со мной в кузове грузовика. - Они хотят, чтобы ты остался. На самом деле, мы даже пытались собрать достаточно денег, чтобы выкупить тебя у твоего владельца в США, но их цена для вас была возмутительной, а у нас их было недостаточно!
Я был поражен.
- Правда?
- Да.
Я забрался в самолет среди всего груза и сел на пол. Из всей двадцатилетней программы похищений, частью которой я стал, именно опыт Перу запомнился мне больше всего, и я страстно желал к нему вернуться. Я чувствовал, что меня любят. Я чувствовал, что у меня есть семья и дом.